- Та волна чуть не смыла меня в один октябрьский полдень. Было мне тогда десять лет. - начал тихим голосом свою историю седьмой рассказчик.
В эту ночь ему выпало рассказывать последним. Стрелка часов подбиралась к одиннадцати. Сидевших в комнате по кругу слушателей обдували прилетавшие из глубокой темноты порывы восточного ветра. Ветер теребил листья деревьев, заставляя вместе с ними подрагивать оконные стёкла, но затем издал тихий свист и куда-то исчез.
- .Это была особая, невиданная прежде гигантская волна, - продолжал седьмой. - Она едва не захватила меня, но взамен того поглотила и унесла в иной мир самую важную для меня вещь, на поиск и возврат которой ушло много лет. Невозвратимых и бесценных долгих лет.
Седьмой выглядел лет на пятьдесят пять. Худощавый. Высокого роста, с усами и маленьким, словно от лезвия тонкого ножа, но глубоким шрамом возле правого глаза. В короткой причёске местами проступала жестковатая седина. На лице застыло выражение, свойственное людям, которые стесняются заговаривать первыми. И это выражение настолько вжилось в лицо, будто хозяин не расставался с ним уже долгие годы. Седьмой иногда поправлял воротник скромной сорочки под серым твидовым пиджаком. Никто не знал ни его имени, ни чем он занимается.
Все молча ждали продолжение рассказа. Седьмой откашлялся и проронил в окружавшую слушателей тишину очередные слова.
-- В случае со мной это была волна... Не знаю, как будет с вами, но так получилось, что в один злополучный день оно предстало передо мной в облике гигантской роковой волны.
Я вырос в приморском городке префектуры N. Маленьком городке, название которого вам вряд ли о чём-нибудь скажет. Отец был практикующим врачом, обеспечивая мне безбедное детство. С тех пор, как себя помню, у меня был один очень хороший друг по имени "К". Он жил рядом с нами и учился на класс младше меня. Мы вместе ходили в школу, играли во дворе как настоящие братья и за всю нашу многолетнюю дружбу ни разу не подрались. Вообще-то, у меня был родной брат, но, видимо, из-за разницы в возрасте на шесть лет мы не ладили между собой и, признаться, не очень подходили по характеру. Поэтому мой друг был мне ближе, чем собственный брат.
"К" был худым и бледным ребёнком с красивым чуть ли не девичьим лицом. Врождённый дефект речи мешал его полноценному общению со сверстниками. Причём, незнакомым людям казалось, что дефект не речевой, а умственный. Физически слабый, поэтому и в школе, и во время игр мне постоянно приходилось его опекать. Я же, наоборот, слыл крепышом, любил спорт и всегда и во всём оказывался на первых ролях. Что меня привлекало в "К", так это его доброе сердце. У него не было никаких умственных отклонений, но из-за дефекта речи успехами в классе он не отличался, и едва поспевал за школьной программой. Зато как он прекрасно рисовал! Из-под его карандаша, как, впрочем, и других принадлежностей для рисования, выходили такие живые рисунки, что восхищались даже учителя. Он не раз становился лауреатом и победителем разных конкурсов. Со временем непременно стал бы известным художником. Его любимым жанром был пейзаж. "К" приходил на взморье и без устали рисовал с натуры морские просторы. А я садился рядом и наблюдал за быстрыми и точными движениями его карандаша. Меня удивляло и вместе с тем восхищало, как он мгновенно воспроизводил на белом чистом листе бумаги живые формы и краски. Настоящий талант!
И вот как-то в сентябре на нашу округу обрушился сильный тайфун. По сообщению радио это был самый мощный тайфун за последние десять лет. Школьников моментально отпустили домой, все магазины плотно закрыли жалюзи и готовились к встрече со стихией. Отец и старший брат, прихватив молоток и ящик с гвоздями, с самого утра забивали ставни. Мать спешно готовила на кухне рисовые колобки, набирала в кувшины воду. Затем мы укладывали в рюкзаки ценные вещи на случай, если придётся спасаться. Для взрослых ежегодно приходящие тайфуны казались не более чем опасным неудобством; нам же - далёким от конкретной реальности детям представлялись захватывающим дух грандиозным событием.
После обеда начал стремительно меняться цвет неба, в который подмешивались ирреальные тона палитры. До тех пор, пока не взвыл ветер, пока не застучали по крыше дома странно сухим, похожим на сыпучий песок звуком капли дождя, я оставался на веранде, пристально разглядывая облака. Закрылись ставни, и дом погрузился в темноту. Семья, собравшись в одной комнате, вслушивалась в радиосводки погоды. Осадков выпало немного, но ущерб, в основном, был вызван сильным ветром, который срывал крыши домов и даже перевернул несколько судёнышек. Временами с грохотом ударялись о ставни тяжёлые предметы. Отец предположил, что это черепица с какой-нибудь соседской крыши. Мы обедали приготовленными матерью рисовыми колобками, слушали сводки радио и терпеливо ждали, когда стихнет тайфун.
Но он никак не стихал. Из новостей мы узнали, что тайфун, опустившись с восточной части префектуры "С", резко сбросил скорость и сейчас медленно, будто пешком, смещается на северо-восток. Ветер продолжал свирепствовать, не прекращаясь ни на секунду, готовый унести попадавшиеся на пути вещи хоть на край земли.
Мне казалось, прошёл целый час, как задул ветер. А когда обратил внимание, вокруг стояла поразительная тишина. И ни единого звука. Настолько тихо, что было слышно, как где-то вдалеке кричит птица. Отец не спеша приоткрыл одну ставню и выглянул через щель на улицу. Прекратился ветер, закончился дождь. По небу плавно плыли тяжёлые свинцовые тучи, в просветах которых иногда проглядывало голубое небо. Все деревья в саду стояли вымокшие от дождя, и с их ветвей падали на землю тяжёлые капли.
"Мы сейчас находимся в самом центре тайфуна. Затишье продлится минут пятнадцать - двадцать. А затем опять настанет черёд бури", - объяснил нам отец.
Я спросил отца, можно ли выйти на улицу. "Можно, только не уходи далеко от дома", - ответил он. - "Как только начнётся ветер, сразу же возвращайся назад". Выйдя на улицу, я окинул взглядом окрестности. Даже не верилось, что несколько минут назад здесь бесчинствовала буря. Я взглянул не небо, - прямо надо мной свисал "глаз" тайфуна, который, как показалось, холодно и пренебрежительно поглядывал вниз. Понятно, что никакого глаза не существует. Просто мы окружены тишиной, образовавшейся в самом центре атмосферного водоворота.
Пока взрослые осматривали дом, проверяя, не пострадал ли он от тайфуна, я решил сходить к берегу моря. На дороге валялись разбросанные ветром сломанные ветви из палисадников соседних домов. Среди них встречались тяжёлые сосновые ветви, которые и взрослый человек не смог бы поднять в одиночку. Там же рассыпалась крошкой черепица крыш, поодаль стояла машина с треснувшим от камня стеклом. Даже попалась одна перевёрнутая собачья конура. Зрелище напоминало поле, безжалостно выкошенное под корень чей-то сильной, протянутой с небес рукой. Увидев, как я шагаю по тропинке, "К" тоже вышел из дома. Он спросил, куда я собрался. И, услышав в ответ, что к морю, молча пошёл за мной вслед. За нами увязалась белая собачонка, жившая в доме "К". "Как только задует ветер, сразу же вернёмся по домам", - сказал я. На что "К" лишь молча кивнул головой.
Море начиналось в каких-то двухстах метрах от дома. Мы взобрались по лестнице на мол, и оказались у самого берега. Мы каждый день приходили сюда играть, и знали море как свои пять пальцев. Но, находясь в центре тайфуна, всё выглядело совсем иначе. И цвет неба, и краски моря, и шум волн, и запах прибоя, и широта панорамы, - всё, что имело отношение к морю, показалось мне другим. Некоторое время мы сидели на моле, молча вглядываясь в окружавший нас пейзаж. Странно, хоть мы и находились в самом центре тайфуна, волны накатывались на берег на удивление тихо. И откатывались назад намного дальше обычного. Перед нашими взорами, насколько хватало глаз, простирался белый песчаный берег. Так далеко море не отходило даже во время отлива. И берег выглядел до неприличия опустелым, - так бывает, когда из комнаты выносят всю мебель. По берегу словно поясом тянулись выброшенные морем предметы.
Я спустился с мола и побрёл по берегу, разглядывая валявшиеся предметы: пластиковую игрушку, сандалии, какую-то мебель, одежду, странную банку, деревянную коробку с надписями на иностранном языке и другие неизвестные мне вещи. Все они были разбросаны по побережью, куда только ни взгляни, - как лавки со сладостями на торговой улице. Похоже, волны тайфуна принесли их издалека. Когда на глаза попадались интересные предметы, я поднимал их, и дотошно рассматривал. Собака "К" вилась рядом и внюхивалась во всё, что мы брали в руки.
Мы пробыли там минут пять. Да, точно, минут пять. А когда я обратил внимание, к нам уже подбиралась волна. Она бесшумно и почти незаметно высунула свой язык едва не касаясь наших ног. Я даже представить себе не мог, что она в одно мгновение могла так тихо подобраться к тому месту. Я вырос у моря и по-детски знал таившуюся в море опасность. Мы прекрасно осознавали, какую порой прячет в себе море непредсказуемую свирепость, поэтому соблюдали осторожность и держались подальше от прибоя. Находясь на безопасном расстоянии, я был уверен: "Сюда волна не доберётся". Но одна из них тем временем подкралась к моим ногам и, остановившись в считанных сантиметрах, беззвучно убралась восвояси. Больше волна не приходила. А та, что только что ушла, совсем не казалась угрожающей. То была обычная спокойная волна, какие омывают любой песчаный берег. Но от чего-то таинственного и очень несчастного у меня в мгновенье пробежал по спине озноб, будто я прикоснулся рукой к рептилии. Это был беспричинный, но вместе с тем настоящий страх. Я интуитивно ощутил его существование. Однозначно! Та волна - живая! Она отчётливо уловила моё присутствие и теперь попытается пленить. Как будто огромный плотоядный хищник выбрал цель и затаил где-то в степи своё дыхание, представляя, как уже раздирает меня своими острыми клыками. "Бежать!" - пронеслось у меня в голове.
"Скорее назад", - крикнул я "К". Он стоял ко мне спиной метрах в десяти, согнувшись, словно что-то рассматривал. Мне показалось, что я крикнул громко, но "К" не обратил никакого внимания. Может, он был занят находкой и просто не расслышал мой крик. За ним такое водилось: забывать обо всём на свете, увлекаясь каким-нибудь делом. Или же я крикнул не так громко, как это послышалось. Со мной случалось, что голос не походил на свой, казавшись каким-то чужим.
Тогда же я услышал рёв. Да такой, что содрогнулась земля. Хотя нет, перед рёвом послышался другой звук - странное бульканье вырывающейся из-под земли мощной водной струи. Это самое бульканье спустя мгновенье сменилось грохочущим рёвом. Но "К" так и не поднял головы. Судя по всему, он разглядывал какой-то лежавший прямо под ногами предмет. Полностью концентрируясь на нём. Неужели он не слышал рёв? Неужели до него не донёсся громкий звук, сравнимый с сотрясением земли. Этого я не знаю. Или же этот грохот был слышен лишь мне одному? Конечно, странно, но кто знает, может, то был особенный звук, который мог услышать только я?! Доказательством тому, находившаяся поблизости собака также не обратила ни малейшего внимания. А как вы знаете, собаки - очень восприимчивые к звуку животные!
Я хотел было броситься к месту, где стоял "К". В голове крутилось: "Нужно хватать его и бежать". Другого не оставалось. Я знаю, что сейчас сюда нагрянет волна, но не "К". Глядь, а ноги вопреки мыслям уже несли меня совсем в другую сторону. Я в одиночку бежал по направлению к молу. И повелевал мною в тот момент жуткий страх. Он лишил меня голоса и своевольно управлял ногами. Я промчался, будто прокатился кубарем по мягкому песку до ила, и только оттуда закричал, обернувшись в сторону "К".
"Берегись! Волна!" На этот раз с голосом всё было в порядке. Смотрю, а грохот уже стих. Наконец-то "К" обратил внимание на мой крик и поднял голову. Но. поздно. В этот самый момент подобная змеи гигантская волна высоко подняла изгиб своей шеи и обрушилась на взморье. Я впервые от роду видел такую ужасную волну. Высотой она была, пожалуй, с трёхэтажный дом. Почти бесшумно (по крайней мере, я не помню никакого шума, а видел всё, как в полнейшей тишине) волна взмылась над "К", словно вдавливая небо. "К", так ничего и не поняв, посмотрел в мою сторону. Затем оглянулся, видимо, сообразив, что происходит вокруг. Он хотел было бежать, но не смог. В следующий момент волна уже смывала его. Словно сталкиваясь в лобовую с несущимся на полном ходу безжалостным локомотивом.
Волна с грохотом обрушилась, хлёстко ударив по берегу, затем, крушась, взмыла будто от взрыва и, пролетев в пространстве, напала на мол. Но я уже успел укрыться за молом. И лишь перевалившие за его борта брызги намочили мою одежду. Затем я спешно взобрался на мол и уставился на пучину. Волна, развернувшись и оставив после себя лишь яростный рык, со всей силы откатывалась в море. Будто кто-то, стоя на краю земли, что было мочи тянул на себя гигантский ковёр. Я пристально всматривался в море, но ни фигуры "К", ни собаки нигде не было видно. Волна стремительно отступила далеко в море, как бывает в пору обнажающего морское дно отлива. И лишь я в одиночестве остолбенело стоял на моле.
Вновь воцарилась тишина. Безнадёжная тишина, как если бы беспричинно отключили звук. Тем временем волна, прихватив "К", удалялась далеко в пучину моря. Я не имел ни малейшего понятия, что делать. И вместе с тем подумывал спуститься на берег. Может, "К" просто засыпало где-то поблизости песком. Но передумал и остался стоять на моле, потому что знал по своему опыту: большая волна имеет обыкновение приходить и два, и три раза.
Сейчас уже не вспомню, сколько прошло времени. Не думаю, чтобы много. Секунд десять-двенадцать, - что-то вроде того. Во всяком случае, после зловещей паузы, как я и предполагал, волна повторно вернулась на берег. И на этот раз землю также оглушительно сотряс жуткий грохот, затем он пропал, и на том месте вздыбилась, высоко подняв свой гребень, гигантская волна. Абсолютно также она упёрлась в небосвод и как смертоносная скала заполнила собою всё пространство. Но на этот раз я не убегал. Словно околдованный я остолбенело стоял на моле и смотрел, как надвигается волна. Мне показалось, теперь, когда уже похищен "К", мне незачем было убегать. Или я просто оцепенел от подавляющего страха? Сейчас, пожалуй, не вспомню.
Вторая волна ничем не уступала предыдущей, а была ещё больше. Подобно тому, когда рушится кирпичная стена крепости, медленно изменяя форму, она обрушилась на мою голову. Она была слишком огромной, чтобы походить на реальную волну. И казалась чем-то совершенно чужеродным в облике волны. Чем-то чужеродным, пришедшим в облике волны из далёкого иного мира. Я решительно ожидал момент, когда меня поглотит мрак. И не закрывал глаза. Помню, как слышал удары своего сердца. Но волна, достигнув моих ног, вдруг ослабла, словно растратила все свои силы, и так и застыла, вздыбившись в пространстве. Это длилось какое-то мгновение, но волна замерла перед тем, как начать рушиться. И на самом гребне - внутри её прозрачного жестокого "языка" - я совершенно отчётливо узнал фигуру "К".
Вы можете не поверить моему рассказу, но тут уж ничего не поделаешь. Признаться, я сам до сих пор не могу поверить в случившееся и уж тем более что-либо объяснить. Но это ни иллюзия, ни мираж, а что ни есть настоящая правда. Там, на гребне волны размеренно покачивалось словно лежащее внутри капсулы тело "К". Но это ещё не всё. "К" улыбался мне оттуда. Я видел прямо перед своими глазами на расстоянии вытянутой руки лицо унесённого волной друга. Я не мог ошибиться. Он улыбался, глядя на меня. Но не так, как обычно улыбаются люди. Его рот был растянут в ухмылке буквально до ушей. И его леденяще-студёный взгляд был обращён в мою сторону. Он даже протягивал ко мне свою правую руку. Как будто хотел ухватить меня и утащить за собой в тот мир. Но он едва не дотянулся до меня, и тогда ещё шире ухмыльнулся.
Я не выдержал и потерял сознание. А когда очнулся, уже лежал на кровати отцовской больницы. Стоило мне только открыть глаза, как медсестра тут же позвала отца, который прямо влетел в палату. Он взял меня за руку, пощупал пульс, осмотрел зрачки и потрогал рукой лицо, проверяя, нет ли у меня температуры. Я попробовал пошевелить рукой, но та не слушалась меня. Тело пылало от жара, голова отказывалась соображать. Похоже, долго не спадала температура. Отец сказал, что я проспал целых три дня. А домой меня принёс на руках сосед, который видел издалека всё, что с нами произошло. Ещё отец сказал, что "К" унесло волной, и больше его никто не видел. Я хотел что-нибудь сказать отцу. Я считал, что мне необходимо ему что-то рассказать, но не смог пошевелить распухшим языком. И не вымолвил ни слова. Будто во рту поселилось чужое существо. Отец спросил моё имя, я попытался его вспомнить, но вскоре опять потерял сознание, как бы погружаясь в пелену мрака.
Целую неделю я пролежал на больничной койке, питаясь одной жидкой пищей. Меня несколько раз вырывало, и мучили кошмары. Всё это время отец всерьёз беспокоился, не повлияет ли высокая температура в придачу к сильному шоку на моё сознание. Ведь, я был в таком тяжёлом состоянии, при котором возможен любой исход. Но я смог восстановиться физически и уже через несколько недель вернулся к привычной жизни. Я уже мог нормально питаться и даже ходить в школу. Но это не значит, что всё встало на свои места.
Труп "К" сколько ни искали, так и не нашли. Вместе с ним бесследно пропала собака. Обычно утонувших в этих краях людей сносило течением на восток к маленькой бухточке, и через несколько дней их выбрасывало волной на берег. Но только "К" нигде не могли обнаружить. Видимо, волна была такой большой, что его унесло далеко в открытое море и не позволило прибиться к берегу. Он опустился на дно, став кормом для рыб. Долго с помощью местных рыбаков велись поиски трупа "К", но так и не принесли результатов и на том закончились. А раз нет трупа, нет и похорон. С тех пор родители "К" впали в полубезумие. Они то почти каждый день бесцельно бродили побережью, то читали молитвы, запершись в своём доме.
Однако, даже понеся тяжёлый урон, они ни разу не упрекнули меня за то, что в самый разгар тайфуна повёл "К" за собой к морю. Наверное потому, что хорошо знали о моём почти братском отношении к "К". Мои родители тоже старались не вспоминать об этом происшествии. Но я-то понимал: при желании я мог спасти "К". Пожалуй, я смог бы добежать до места, где он стоял, и оттащить в недосягаемое для волны место. Пусть даже это произошло в самый последний момент, мысленно возвращаясь назад, я осознаю, что у меня был запас времени. Но как я уже вам сказал, в тот момент я был подавлен ужасом и, бросив "К", спас только себя самого. От того ли, что меня не осуждали родители "К", а может потому, что окружающие обходили эту тему стороной, пытаясь не "сыпать соль на раны", я мучился вдвойне и долгое время не мог отойти от психологического шока. Я забросил школу, ел кое-как и целыми днями валялся на кровати, пялясь в потолок.
Я никак не мог позабыть усмешку на лице "К" в тот момент, когда он лежал на гребне волны. Из головы никак не выходили как бы манящая за собой рука "К", его пальцы. Стоило только уснуть, и во сне, будто заждавшись, объявлялись это руки и лицо. Во сне "К" выпрыгивал из своей "капсулы" и, схватив меня за запястье, уволакивал за собой в пучину.
Часто я видел такой сон. Я купаюсь в море. Скажем, в один ясный летний полдень плыву брассом от берега. Солнце припекает спину, приятно касается тела вода. И в этот момент кто-то хватает меня под водой за правую ногу. Я чувствую ступнёй прикосновение холодной как лёд руки. И держит так сильно, что я не могу высвободить ногу, и эта рука утаскивает меня за собой под воду. Там я вижу перед собой лицо "К". Он, как и тогда, в растянутой до ушей ухмылке пристально смотрит на меня. Я хочу позвать на помощь, но голоса нет. И только хлебаю воду, которая заполняет мои лёгкие.
Громко крикнув в темноте ночи, весь в поту со спёртым дыханием я прихожу в себя.
В конце того года я заявил родителям, что хочу как можно скорее покинуть наш городок и переселиться в другую местность. Я не мог продолжать жить на побережье, где волна унесла "К", и, как вы уже знаете, почти каждую ночь просыпался от крика во время кошмаров. Я хотел подальше уехать из этих мест. Иначе сошёл бы с ума. Выслушав меня, отец пошёл навстречу, и в январе я, переехав в префектуру Нагано, начал ходить в местную школу. Неподалёку от города Коморо жили родители отца, которые взяли меня к себе жить. Там я перешёл в среднюю, а затем и старшую школу. Но даже во время каникул ни разу не вернулся в свой родной дом. И только родители изредка приезжали навестить меня.
Сейчас я живу в самом Нагано. Закончив механический факультет института, я поступил на работу в компанию по производству точных механизмов, где и работаю по сей день. Работаю как все, живу обычной жизнью. Как видите, ничего странного во мне нет. Нельзя сказать, что я легко схожусь с людьми, но я занимаюсь альпинизмом и имею несколько близких друзей, с которыми мы ходим в горы. Уехав из того города, я не вижу так часто кошмары. Но прошлое не оставляет меня в покое. Оно изредка, как сборщик налогов стучится в дверь, напоминает о себе. И приходит, когда, как кажется, уже начинаешь об этом забывать. Всегда один и тот же кошмар. И каждый раз я просыпаюсь от громкого крика в постели влажной от пота.
Может, поэтому я так и не женился. Просто не хотелось будить кого-нибудь, скажем, в два-три часа своим громким криком. Хотя, у меня было до сих пор несколько женщин, но ни с кем из них я не провёл вместе ни одной ночи. До мозга костей мною владел страх, посвятить в который кого-либо было просто немыслимым делом.
И вот, прошло сорок с лишним лет, как я не бывал на родине, не приближался к злосчастному побережью. Но не только к нему, - за все эти годы я ни разу не бывал на море, боясь, что на побережье меня постигнет участь, столько раз снившаяся в кошмарах. И если раньше я любил плавание, то с тех пор перестал ходить даже в бассейн. Я сторонился рек и озёр, избегая водных транспортных средств. Ни разу не летал на самолётах за границу. И всё же, я так и не смог избавиться от химеры смерти утопленника. Это мрачное предчувствие удерживало сознание будто холодными из сна руками "К".
Впервые с тех пор, как пропал "К", я ступил на тот берег прошлой весной. Годом раньше умер от рака отец. Брат с целью раздела наследства продал наш дом, а когда разбирал имущество, обнаружил коробку принадлежавших мне в детстве вещей и отправил их по почте на мой адрес. Среди по большей части бесполезного хлама я случайно обнаружил несколько картинок, которые подарил мне "К", а родители, по-видимому, сохранили на память. От страха у меня невольно перехватило в горле. Показалось, что с картинки передо мной предстал дух "К". Решив избавиться от них как можно скорее, я завернул картины обратно в тонкую бумагу и положил в коробку. Но выбросить их почему-то не смог. А ещё через несколько дней после долгих сомнений я, собравшись духом, развернул и взял в руки акварели "К".
Почти на всех рисунках были знакомые мне пейзажи: море и побережье, роща и городок, написанные в свойственных "К" красках. На удивление, картины не поблёкли, - они производили такое же, как и раньше впечатление. И чем больше я, сам того не желая, всматривался в картины, тем сильней меня одолевали милые сердцу воспоминания. Рисунки превзошли мою память и были прекрасны и по мастерству, и в художественном плане. Глядя на них, я ощутил глубокие чувства малолетнего "К" и смог реально осознать, какими глазами он смотрел на мир, будто это были мои собственные глаза. Рассматривая картины, я одно за другим отчётливо вспоминал, что мы делали, где бывали вместе с "К". Ведь, это были также и мои детские глаза. В то время я смотрел на мир такими же безоблачными и живыми, как и "К" глазами.
Теперь, возвращаясь с работы домой, я усаживался за стол и рассматривал картины "К". Я мог рассматривать их до бесконечности. Ведь, на них были изображены прекрасные пейзажи детской поры, пейзажи, надолго вычеркнутые из моей памяти. Когда я глядел на картинки, казалось, что-то тихо пробирается внутрь моего тела.
И вот примерно через неделю меня как озарило: что, если я всё это время глубоко заблуждался? Тогда, лёжа на гребне волны, "К" не мог меня презирать и ненавидеть, и совсем не собирался тянуть за собой в пучину. Просто мне почему-то показалось, что он ухмылялся. Хотя в тот момент "К" был уже без сознания, или, улыбнувшись мне, прощался на веки. А принятое за ненависть выражение его лица было ничто иное, как блик овладевшего мною страха... Это убеждение усиливалось по мере того, как я вглядывался в старые акварели "К". Ведь, как ни посмотри, я не мог обнаружить в картинках "К" ничего, кроме невинной и мирной души.
Затем я долго сидел неподвижно. Зашло солнце, комнату неторопливо окутала пелена сумерек, но уже вскоре уступила место глубокой тишине ночи. Ночь тянулась бесцельно долго, а когда стало невыносимо от веса тяжёлых гирь мрака, наконец-то настал рассвет. Солнце нового дня едва окрасило небосвод, проснулись и запели птицы.
Тогда я подумал: "Нужно вернуться в тот город, причём немедленно".
Я наспех собрал вещи в сумку "бостон", позвонил на фирму предупредить, что беру отпуск по срочному делу и сел в поезд, следующий на родину.
Город уже не был тихим городком на взморье из моей памяти. В 60-е годы высоких темпов экономического роста в пригороде возник промышленный район, во многом изменивший окрестные пейзажи. Перед станцией, где прежде встречались одинокие сувенирные лавки, протянулась торговая улица, единственный кинотеатр превратился в огромный супермаркет. Не было и моего дома, который снесли несколько месяцев назад, и сейчас на его месте зиял облупленный пустырь. Спилили все деревья из сада, и лишь кое-где проглядывали чёрные проплешины земли. Исчез старый дом, в котором жил "К". На его месте раскинулась закатанная в асфальт платная стоянка, на которой стояли в ряд автомобили и микроавтобусы. Но я - не сентиментален, и этот город уже давно не мой.
Я подошёл к взморью и поднялся на мол, за которым неизменно простирается никому неподвластное море. Безбрежное море. Вдалеке виднеется прямая линия горизонта. Всё тот же береговой пейзаж, также тянется песок, ударяются о берег волны, гуляют по молу люди. Пятый час пополудни, в преддверии вечера окутывает окрестности мягкий солнечный свет. Словно задумавшись, неторопливо кренится к западу светило. Я сел на песок, поставив подле сумку, и молча разглядывал пейзаж - этот превосходный умиротворённый пейзаж, глядя на который трудно было представить, что когда-то сюда нагрянул шквальный тайфун, и высокая волна смыла моего единственного и неповторимого друга. С тех пор минуло сорок с лишним лет, и, пожалуй, уже не осталось людей, кто помнил бы об этом происшествии. В пору было усомниться, не есть ли это плод моих иллюзий?!
Когда я очнулся, во мне уже не было того глубокого мрака. Он куда-то исчез, как и пришёл - внезапно. Я поднялся на ноги и прошёл до мола. Не подворачивая брюки, тихо ступил в море, чтобы прямо так - в обуви дождаться набегавшую волну. Такая же, как и в детскую пору, волна, словно в примирение, до боли в сердце знакомо обдала мои ноги, до черноты намочив брюки и обувь. С небольшими промежутками пришли и ушли несколько вялых волн. Прохожие посматривали на меня с удивлением, но я не обращал на это ни малейшего внимания. Да, немало прошло лет, прежде чем я смог добраться сюда.
Я посмотрел на небо - там повисли маленькие, словно куски ваты серые облака. Ветра почти не было, и облака, казалось, застыли на одном месте. Не знаю, как сказать, но мне чудилось, что все эти облака подвешены для меня одного. Я вспомнил, как когда-то так же задирал голову на небо в поисках глаза тайфуна. Во мне заскрипела временная ось, и все эти сорок лет обрушились как прогнивший дом. Старое и новое время смешались в едином водовороте. Пропали окружающие звуки, задрожал свет. Я пошатнулся и упал в набегавшую волну. Громко застучало в глубине горла сердце, пропало ощущение конечностей. Я долго лежал ничком в такой позе, не в силах подняться. Но мне не было страшно. Да! Мне нечего уже было бояться. Всё было в прошлом.
С тех пор я не видел тот страшный сон, не просыпаюсь с криками по ночам. Я собираюсь изменить свою жизнь, начать её с начала. Хотя, нет! Начинать с начала мне уже поздно, слишком мало осталось времени впереди. Но я рад, что смог, в конце концов, спастись. Ведь я вполне мог кончить жизнь в криках от жуткого страха".
Седьмой молча окинул взглядом окружающих. Никто не проронил ни слова. Не было слышно даже дыхания. Люди сидели не шевелясь. Все ждали продолжение рассказа седьмого. Совершенно пропал ветер, с улицы не доносилось ни звука. Седьмой, как бы подыскивая слова, ещё раз поправил воротник рубашки.
"Вот что я думаю. Самое страшное в нашей жизни не страх. Он был всегда, он и до сих пор является в разных обличиях, иногда портя нам жизнь. Самое страшное - повернуться спиной к страху и закрыть глаза. И тогда мы невольно уступаем ЧЕМУ-НИБУДЬ своё самое сокровенное. В случае со мной это была волна".
февраль 1996 г.
